Как в старину посвящали в горнолыжники

Олегу Затульскому, человеку и горнолыжнику, посвящается

Имея за спиной солидный багаж — восемь дней катания в Архызе на настоящих (по тем временам) горных лыжах и прочтённую много раз книгу «Белые звёзды Альп», я впервые попал в Терскол в феврале 1973г. Тогда это было просто культовое место. Мекка советской по происхождению и не совсем по мироощущению горнолыжной элиты страны. Там неоднократно бывали Высоцкий, Визбор, Маслаченко, Захарченко, даже австрийца К.Шранца занесла туда судьбина. Чудили они там, видимо, не слабо, поэтому масса самых причудливых «интертрепаций» их похождений циркулировала в соответствующих кругах. Да и сами горные лыжи в те времена имели особый шарм — не совсем наш вид спорта, буржуазный, экстремальный, забава миллионеров, что по незнанию этой публики, тогда изрядно будоражило юношеское воображение.

Моё размещение на турбазе Министерства обороны прошло без сучка и задоринки. Я был определён в шикарный (по тем временам) четырёхвёсельный номер с видом на Эльбрус и удобствами в коридорчике. Три бойца были в наличии — два лейтенанта, уезжавшие завтра и спустившие всё, кроме проездных документов, и парень из Свердловска, заехавший в этот же день. Младшие офицеры степенно дегустировали свердловскую водку. А Олег-свердловчанин, покрывшись потом от усердия, варёным яйцом перекатывал с их путёвки на свою условный штемпель (звёздочку в кружочке), которая говорила о принадлежности к вооружённым силам и давала право на лучший инвентарь. На предложение и мне накатать такой же, я скромно отказался. А мой украинский самогон встретил более благосклонный приём.

Только тепло добежало до кончиков пальцев, как в дверь кто-то настойчиво постучал. Не дожидаясь разрешения войти, в номер вплыла роскошная блондинка весьма обтекаемых форм с огромными (не меньше пятого размера)… глазами и задала совершенно естественный в половину двенадцатого ночи вопрос «А что, мальчики, можно ли у вас причесаться?». Сразу уловив, в чём дело, совершенно безденежные офицеры со стоном спрятались под одеяла. От греха. А вот Олег проявил себя. Тонко поняв женскую душу, он объяснил даме, что денег достойных её, у нас нет. Мы студенты. И порекомендовал зайти в соседний двухместный номер, куда только что заехали два полковника. Там, мол, и причешут по первому разряду. Надо отдать должное подруге, она оказалась порядочной девушкой и через три дня выставила Олегу бутылку конька «Эльбрус» за отличную наводку. Сутенёрское это или нет, мы выяснять не стали. А то, что горные лыжи — это чуждое нам явление, я стал понимать значительно яснее.

Из нашей группы, большинство которой составляли студенты московских элитных Вузов, на обязательную для армейских баз зарядку в первый день вышло человек десять из двадцати пяти. И те из любопытства. На первый раз инструктор всех простил и ещё раз объяснил, что это горы, зона повышенной опасности. Поэтому вся группа должна быть вместе. А так как погода сегодня чудесная, то идём все кататься. У нас в группе демократия и меньшинство подчиняется большинству. «Вношу второе предложение — пить водку!» — неожиданно прохрипел чей-то серьёзный голос. Не разобравшись в обстановке, инструктор сгоряча поставил вопрос на голосование. За катание, кроме меня и инструктора, ни кого больше не оказалось! Прогрессивная молодёжь предпочитала культурно разлагаться. Группа у нас собралась ещё та. Породистые дети старой русской (и не совсем) номенклатуры. Соответственно и экипированы они были по первому разряду — мартини, икра, салями, апельсины и даже ананасы! Это ведь не сейчас, пошёл в магазин и купил, были б деньги. А в 1973 году всё было иначе. Кроме «Завтрака туриста» из перловки — ничего не купишь!

На следующий день ситуация повторилась с точностью до запятой, не смотря на всё красноречие инструктора. Ни одного дополнительного голоса мы с ним не набрали! И только на третий день дурно понятая демократия была отменена. Старший инструктор устроил любителю голосовать разнос за срыв учебного плана. Бывший демократ ужасными криками заставил группу взять тяжеленные лыжи и выдвинуться через реку Баксан к Северному выкату с Чегета. Целый час группа изучала, как крепить лыжи к ботинкам с двойной шнуровкой (!) с помощью полутораметровых ремней. После трёх дней тренировки печени в условиях высокогорья, результат был не ахти. Потом стали учиться, как правильно падать. Не успел инструктор показать этот основной технический приём, как одна наша девушка, с красивыми чёрными ногтями, сама по себе упала, и сломала ногу. На совершенно ровном месте!

Что тут началось! Особенно усердствовал серьёзный голос. Он втолковывал обескураженному инструктору, что если бы опять приняли его предложение пить водку, то несчастного случая не было. А так это всё на его совести. Вызвали спасателей, девушку отправили в Тырныауз, где ей оказали первую помощь, а утром отправили самолётом в Москву. А инструктор до глубокого вечера оформлял Акты и долго стоял по стойке смирно перед начальством.

Чтобы появилась хоть какая-то перспектива катания, нужен был сильный ход. Олег посоветовал по-мужски потолковать вечерком с инструктором. Взяв достаточное количество аргументов, я пошёл искать горнолыжную правду. Уже через полчаса обсуждений аргументы дошли до сознания инструктора. — Катания у нас не будет, это точно. А все группы уже давно укомплектованы и лишняя ответственность никому не нужна. Разве что определить тебя к ассам? У них инструктор мой товарищ. Слушай, да ты, поди, и кататься толком не умеешь? — размышлял вслух мой визави. — Ну что Вы, — говорю, — я в прошлом году в Архызе в слаломе выиграл бронзу! Зверь! — А аргументы у тебя ещё есть? — продолжал свою линию инструктор. Мой положительный ответ позволял надеяться на успех.

После непродолжительной беседы в расширенном составе, приняв во внимание все мои аргументы (до последней капли), корифеи решили всё-таки дать мне шанс — меня переводят в группу ассов, если я прямо сейчас, не закусывая, спущусь с Северного выката трассы скоростного спуска. Днём я видел его. Жуткая картина даже в светлое время суток. Но молодость, отсутствие закуски и безысходность толкнули меня на совершенно безрассудный, если не сказать крепче, шаг.

И мы выступили. Мой убогий инвентарь (настоящий мукачевский «Слалом» 220см длиною с полутораметровыми кожаными ремнями вместо задних маркеров) поверг в уныние инструктора ассов. Но, договор есть договор! К выкату по морозцу подошли быстро. Определили приговор, который представлял собой компромисс между желанием, с одной стороны, любой ценой отбиться от меня и надеждой, с другой стороны, на не увеличение процента травматизма в группе. Момент истины прозвучал так — старт от второй группы берёзок за перегибом склона. Крутизна первого участка трассы, длиною метров восемьдесят, была что-то около пятидесяти градусов, верхний же участок снизу просматривался плохо. Полненькая луна временами проявляла любопытство к мероприятию, и это позволяло хоть кое-что различать. Припорошенные снегом вековые сосны жалостно поскрипывали своими позвоночникам, изрядно деформированными ударами предыдущих разогретых парней. По мере подъёма до меня стал доходить трагизм своего положения. Кроме всего прочего, склон перерезали желтоватая наледь от вяло бьющих родников и постриженные кантами кустарники, расположенные по причудливой писюсоиде. Высокая комиссия уже была не рада затее и умоляла, как отца Фёдора, спуститься, обещая всё сохранить в тайне. Но моё внимание было сосредоточено на том, чтобы не растерять казённые лыжи хотя бы на этапе подъёма и найти единственную спасительную для меня линию спуска в этом хаосе снега, льда, жидкого лунного света и густых теней.

Всё кончается, кончился у означенных ранее берёзок и подъём. Ещё можно было снять лыжи и лесом по полутораметровым сугробам как-то сползти вниз, взяв в охапку лыжи и палки. В голове почему-то вертелись слова из песни, — Ты говорила шепотом, а что потом? А что потом? Сосны замерли в ожидании моего решения. Мне повезло больше, чем Петрухе. Луна показала своё личико из-за облака. И я молча сделал шаг вниз на встречу своей горнолыжной судьбе…

Выкат, образованный когда-то сошедшей лавиной, оказался для меня коротким. Я влетел в тропинку, ведущую от склона в сторону пансионата «Динамо» и чуть не въехал в деревца, оберегающие горную реку Баксан от катателей типа меня. Но устоял! Что-то кричали инструктора, а я молча снимал лыжи. Вступительный экзамен в группу ассов сдан. Но счастья, почему-то, это никому не прибавило. Все предчувствовали, что основные драматические события ещё впереди.

Ужасы не заставили себя долго ждать. Утром, рассмотрев мои патриархальные лыжи и штормовку (практически новую), прекрасно экипированные прибалтийские ассы просто остолбенели. После минутного замешательства, они на виду у всей турбазы стали громко выяснять у инструктора, что это за Ванька Жуков и за сколько бутылок водки он продался. Сознаться, что всего за две, командиру не позволяло славянское происхождение. Но инструктор был не лыком шит. Необыкновенно корректно сильно возбуждённым прибалтам он объяснил, что, во-первых, я дядин племянник (дядя всегда звучит гордо!). Во-вторых, вчера поздно вечером он меня экзаменовал. Дядю заочно уважали все. А слухи о ночных спусках какой-то пьяни уже будоражили турбазу, поэтому неожиданно правдивый ответ инструктора на какое-то время снял напряжение.

Впервые взбираясь на гору Чегет в двух кресельном подъёмнике (в него мне удалось сесть с лыжами только с третьей попытки), и дико озираясь по сторонам, я понимал, что катания у сердитых прибалтов сегодня не будет. Ведь группы нашей турбазы катались только все вместе — стоило одному упасть, все остальные обязаны его ждать. Это закон.

Кататься начали на самой вершине Чегета, это что-то за три тысячи метров. Склон, со всех сторон которого были пропасти, оказался не для моей, с позволения сказать, техники. Там, где народ делал по двадцать поворотов, у меня получался один, от силы два. Но зато я, на удивление, никого не сбивал и останавливался точно последним в шеренге. — Дуракам везёт, — что-то вроде этого бурчали прибалты. — Новичкам, — поправлял я их. Но про себя.

Группа отрабатывала резаный поворот. Меня же инструктор просил не слушать австрийские враки и не менять своей самобытной техники. Удивительно гармонирующей с лыжами «Львов» и кожаными онучами. После часа занятий было решено закрепить навыки спуском к кафе «Ай» (на тот момент это было самое высокогорное кафе в мире). На уговоры группы снять лыжи и геройски без увечий на подъёмнике спуститься в кафе, я ответил решительным отказом. Видимо, сказалось кислородное голодание. Тогда народ стал дружно заключать пари — через сколько метров спуска я сниму лыжи и поползу вверх (или вниз, без разницы) к станции канатки. Ставки были впечатляющие. Банк, на всякий случай, взял в свои руки инструктор, т.к. кроме него на меня никто не поставил. Чтобы хоть как-то увеличить свои шансы, рачительный хозяин повёл группу не по вековым буграм под подъёмником, а по северу в цирк. Что за прелесть это место! Половина гигантской воронки размером до километра, заканчивающаяся узким горлышком — траверсом между скалой и лютой пропастью, засасывала личный состав на раз. Склон значительно круче эскалатора в метро. Глаз там остановить было неначем — одна снежная пустыня. А ухо можно. Странно, но кавказское эхо пользовалось ненормативной лексикой на чистейшем русском языке.

Группа, получив инструктаж, как бы подзадоривая меня, бодро рванула вниз, ехидно повиливая филейными частями. Последним пошел я, но своим путём, как завещал мне наставник. Скорость быстро нарастала. Но умные лыжи, почуяв свободу, сами знали что делать. В районе сотни км/час они начали плавно поворачивать к склону. Почти затормозив, я на радостях переступанием в рыхлом снегу даже сходу повернул. Но второй раз подряд финт не удался. Правда, приличная крутизна склона не способствовала особо сильному удару. Укатанный снег долго меня не принимал. Как камешек, пущенный умелой рукой по спокойной глади моря. Всё бы ничего, но проблему представляли окованные сталью лыжи, летевшие за мной на полутораметровых ремнях и колотившие, куда только можно и нельзя! Первый раз я пролетел метров сорок. Тут как тут случился инструктор. Как опытный секундант, он сразу заглянул в самую глубину моих зрачков. Нокаута и слёз не было. Стало быть, деньги его не плакали.

Если первое моё падение дети дюн перенесли достойно с траурным молчаньем, то про последующие пять этого не скажешь. Были употреблены все нехорошие слова, причём, со всеми немыслимыми суффиксами! И это притом, что среди нас были дамы! — Какое падение нравов! — констатировал я, извлекая своё побитое тело в очередной раз из снега. Правда, именно дамы и усердствовали больше всех. Но я их, по большому счету, понимал. Стоять на морозе в сказочном месте в долгожданный отпуск и тупо ждать камикадзе с зажопинских выселок, пока тот перемотает свои онучи! Зато инструктор меня каждый раз подбадривал. Мол, не обращай внимания. Каждое падение приближает тебя к «Аю», а меня — к банку. Отогреваясь общением с душевным человеком, мы и добрались до цели. В самом кафе наставник с выигранных денег отпоил меня глинтвейном и объяснил ненужность повторения аттракциона. Мол, нежная психика прибалтов этого может и не выдержать. Того и гляди, побьют. А бесплатно рисковать здоровьем, пусть даже и моим, не в его правилах. Прибалты ведь тоже люди, пусть хоть немного покатаются.

Выделив мне двух сопровождающих для спуска вниз, инструктор с оставшейся частью группы отбыл наверх. Новый маршрут — от «Ая» вниз и далее по дороге через лес к началу канатки, после выступления в цирке показался мне не таким уж и сложным. Жалко только было моих ассистентов. Гоняясь за мной по лесу и извлекая меня из сугробов, быстро выяснилось, что материал новомодных курток явно уступает по прочности брезенту моей штормовки. Группа, накатавшись наверху, уже нас ждала на выкате с Чегета.

Мой здоровый послеобеденный сон нарушила наиболее активная часть старой группы во главе с Олегом. Любители попить водки по поводу уже всё приготовили к моему посвящению в горнолыжники. Оказывается, есть такое старинное балкарское поверье, что как «сдав сопромат, можно жениться», так и спустившись с Чегета за одни сутки, можно считать себя настоящим горнолыжником. Ведь круче и убитей склонов нет нигде в мире! Мероприятие, как водится, прошло в необыкновенно дружеской атмосфере. Правда, без травм. Такое иногда у русских случается. Перед отбоем меня проведал инструктор. Выяснив, что лыжи и товарищи мне ничего жизненно важного не отбили, он пообещал на завтра раздобыть для меня настоящую каску. Скорее, для пользы дела.

Утром моему выходу на зарядку больше всех обрадовался инструктор. Но не только потому, что остальные просто приуныли, предвидя опять проблемы с катанием. Оказывается, на меня были сделаны приличные ставки. Покажусь я с утра на белый свет или нет. А победил не трудно догадаться кто. Ведь он играл всветлую, зная с вечера моё достаточно умело поправленное здоровье.

После разминки на третьем Чегете, инструктор, по своему обыкновению, предложил делать ставки. Естественно, на меня. Увижу ли я кафе «Ай» ещё раз в жизни или пруха мне сегодня кончится? Почему-то, у всей группы эмоции взяли верх над трезвым расчётом. После сделанных ставок мне была выдана каска. Инструктор сдержал слово и проявил трогательную заботу о своих финансах.

Спуск мне обошёлся в четыре падения и каждый раз, когда огромные лыжи били меня по каске, я с благодарностью вспоминал благодетеля. Прибалты посчитали, что сегодня легко отделались от меня. Но не тут-то было. В каске я почувствовал себя в ударе в прямом и переносном смысле и настаивал на повторном выступлении. Банкующий тонко изменил условия тотализатора — на количество падений! Приунывший было народ, оживился и опять тряхнул мошной! Для надёжности (чтобы я не знал) цифры писали на бумажках. Но это грамотеев не спасло. Падений-то не было! А в барышах был всё тот же психолог от горных лыж. После расчётов в кафе «Ай», я получил свой глинтвейн и благословение на самостоятельный спуск вниз.

Чтобы накататься вволю, группа осталась без обеда. Видимо, отсутствие горячего в желудках толкнуло ассов на не спортивный шаг. Вечером они решили меня споить, чтобы завтра я не вышел на склон, а они покатались в своё удовольствие. Два добровольца изъявили желание принести себя в жертву. Так оно и вышло. Втроём мы быстро перепутали, кого надо было спаивать, и дело кончилось скверно. После очередного перекура на свежем воздухе, один из добровольцев сел в кафе вместо стула на калорифер, получив ожог совсем не хорошей степени. От болевого шока он потерял сознание, успев принять позу удобную для логарифмирования и совсем неподходящую для транспортировки в больницу Тырныауза. Вид был не для слабонервных — в нежную филейную часть вплавились куски брюк и импортного нового (в смысле, ещё не стиранного) исподнего.

После заполнения всех Актов, клятвенных обещаний искоренить пьянство, нашему наставнику пришлось крепко снимать стресс. Прилично деформированный после ударной дозы лекарства, он пытался выведать причины моей устойчивости. Речь шла и о горнолыжной устойчивости и стойкости к фальсифицированному пойлу. Я попытался дать всеобъемлющий ответ. Мол, вечерами, вот уже семь дней подряд выпиваю стакан мартини. — Конечно, я так и думал, европейский класс, мартини стаканами. Ведь одна водка такой устойчивости не даёт, это уж я точно знаю, — изумлялся инструктор, приоткрывая для себя завесу с тайн психомоторики.

На следующий день, чувствуя за собой определённую вину, я вышел на зарядку прямо в каске. Инструктор, видя серьёзность намерений обеих сторон, решил не доводить дело до дальнейшего падежа личного состава и повёл нас на Эльбрус. Мягкие пологие склоны вовремя потухшего вулкана, роскошный вид на главный кавказский хребет примиряли с действительностью. Это позволило мне серьёзно приободриться. Группа тоже отдохнула душой.

Очередной день для латышской группы был последним, завтра они уезжали домой. Как обычно в таких случаях, день посвящался фотосъемкам, и моя скромная персона никого не раздражала. А вечером меня ожидал настоящий сюрприз. Староста группы перед строем искренне поблагодарил инструктора и меня за доставленное удовольствие. Оказывается, глядя, как я геройски барахтаюсь на севере, они вспоминали и свои первые такие же решительные шаги в горах. Что до тотализатора, то он был честным, по настоящему азартным и просто умилительным! Замечательный сезон-73 им именно этим и запомнится. А чтобы и я эти дни, в которые стал настоящим горнолыжником, не забыл, они подарили мне новейшие очки «UVEX». По тем временам это было целым состоянием. А что держались со мной строго, так это для порядку, да и инструктор настаивал. Горнолыжный же Станиславский с гонораров мне ничего не презентовал, а только отечески советовал не изменять своей правильной технике никогда. Склон имелся в виду или буфет, он не уточнял. Это было для него уже сложно.

Через два года усиленных тренировок в горнолыжной секции, куда я записался после возвращения из Терскола, я первый и последний раз участвовал на первенстве Украины одного из ЦС в Славском именно в скоростном спуске. До этого, как и большинство участников, я ни разу не ходил трассу (скоростной спуск — это вовсе не сумма трёх гигантских слаломов). После проведения нонстопа (осмотр трассы сверху, длинною более двух километров, без остановок) 70% спортсменов были дисквалифицированы в виду явного непонимания. Я же уцелел, что считаю своим самым большим горнолыжным достижением, которым я обязан правильной технике, поставленной мне в Терсколе проницательным Станиславским и латышами.

Жаль, что я их больше никогда не встречал в горах.

Автор: Юрій Мітіков

Материал с сайта http://artvertep.com

Подписаться Валерий Скороход:

Горные лыжи, MTB

Организатор горнолыжных и фрирайд туров. Фрирайдер и горный оператор.

Оставить ответ

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.